[nick]JAMES POTTER[/nick][status]tvoj nightmare[/status][icon]https://funkyimg.com/i/2YVaH.png[/icon][character]вот уже 7 год протираю задницей школьную скамью, натираю до блеска котлы во время наказаний и дарю факультету победу в кубке школы.  о, привет,<a href="http://darkgene.f-rpg.ru/profile.php?id=3"> Эванс</a>, может прогуляемся? [/character]

[indent] Каждое лето Джеймс писал ей письма. Неусидчивый мальчишка, который и домашние задания делал через раз, садился и упрямо выводил на пергаменте десятки строк обо всем, что есть в его жизни. Писал о том, какие чудесные пироги с патокой печет мама; насколько быстрей новая метла, подаренная отцом; как смешно их домовик споткнулся от радости, когда «хозяин Джеймс» вернулся домой; как Сириус Блэк пытается починить старый магловский мотоцикл; как они едва не утонули на реке. Джеймс пишет ни о чем и обо всем, но ответа никогда не получает. Это его никогда не печалило, хотя он и не был уверен, что Лили Эванс вообще читает эти письма. Было приятней думать, что она вздрагивает от внезапного стука в окно, нежно гладит бурые перья филина и тут же начинает читать. Накручивает рыжую прядь на палец, прикусывает губу и смеётся, когда он шутит, а после прочтения убирает письмо в специальную коробку, перевязанную желтой лентой. Словно грезы о ней были способны сотворить нечто мощнее той реальности, в которой Лили Эванс он был не нужен.
[indent] Тепло от усталой лампы греет нежно-желтый пергамент, а рука с пером дрожит у чернильницы. С десяток других листов небольшой горкой собрались на полу. Рука сама собой выводит ее имя. Чему здесь удивляться, в последнее время его тело напрочь отказывается подчиняться, когда дело касается девушки, — как правило, без его ведома. И если раньше он хоть как-то контролировал себя, то теперь это все больше похоже на помешательство. Ее образ, нежной и счастливой, выжигает мысли; Лили прикрывает глаза когда их губы соприкасаются, на секунду задерживается, немного дрожа, а затем отстраняется. Во время очередной ссоры глаза Лили сердито сверкают, но все равно быстро скользят по его губам. Лили Эванс неосознанно убирает за ухо перо и потом не может его найти. Лили Эванс облизывает краешек губ, убирая оттуда молочную пенку. Лили Эванс чихает от пыли в библиотеке, а ты закручивается в невероятных танцах под косым солнечным светом. Давит ладонями на веки, наверняка пачкая чернилами лицо, но все напрасно: наваждение только вспыхивает яркими пятнами. Открывает глаза, игнорируя скачущие цветные пятна, и вновь выводит любимое имя. Лили. Он хочет, чтобы она сама захотела быть с ним, ясноглазая, самонадеянная, пленительная настолько, что голова идет кругом. Чтобы все это не выглядело так, как будто Лили Эванс сдалась из жалости; это должно быть согласием чувств и зовом сердца. Имя снова и снова царапает бумагу — Лили Лили Лили Лили Лили. Он так сильно давит на перо, что бумага рвётся, а на столе остаются отпечатки её имени. Лишь миг Поттер невидящим взором смотрит на листок, а потом засовывает меж страниц «Квиддич сквозь века». С глаз долой, из сердца вон.
[indent] Новый девственно-чистый пергамент перебирается на стол, Джеймс никак не мог собраться с мыслями. У него есть сотня событий о которых хочется рассказать ей, десяток историй, в которые они влипли с Сириусом, но вот только он пообещал друзьям и себе самому, что с Лили Эванс покончено. Просто пора признать, что Лили [его Лили, при взгляде которой его сердце замирает, а разум улетучивается; самая прекрасная на свете Лили; Лили Лили Лили] просто плевать на него. Прыгал выше головы, лез из кожи вон, а она всегда выбирала кого угодно, но не его. Как бы Джеймсу не хотелось, невозможно заставить солнце ложиться спать на рассвете и невозможно заставить Эванс полюбить его. Джеймс Поттер, кажется, сдался. Четыре года упорно пытался добиться хоть чего-то, но гигантский кальмар из черного озера, [да что там кальмар! даже Снейп ] был лучше. Лили была стеклянным замком, а Джеймс был уродливой трещиной на его сверкающем фасаде. На прекрасном лице всегда появлялось раздражённое выражение едва он появлялся рядом. Её отношение поменялось к каждому из его друзей, но вот он всегда оставался по другую сторону баррикад. Лили страшно злилась когда он говорил, словно его манера речи побуждала кого-нибудь убить. Желательно — его самого. И лишь страх запачкать руки о такую мерзость [и, возможно, просидеть лет двадцать в Азкабане] останавливали её от убийства. Ну ничего, ему осталось переболеть ей ещё один год, во время которого Джеймс будет максимально отстранён от неё, а затем — желанная свобода. «Быть может, если её не видеть, то все переболит», думал он. Нет, не переболит.
[indent] После последней ссоры Ремус положил ему руку на плечо и посоветовал притормозить. Поттер притормозил пять месяцев назад. Он ведь был так окрылён тем украденным поцелуем, чувствовал, что теперь нет никаких преград и они наконец будут вместе. Но рыжая святоша все решила иначе и не постеснялась высказаться обо всем в Большом Зале. Выслушал очередную нотацию Эванс, молча проглотил пощечину и оскорбления и, когда в глазах что-то потухло, ушёл. Ушёл в длительное любовное приключение, включающее в себя счастливые вздохи по крайней мере половины девушек Хогвартса. Их юбки резко стали короче, а пуговки на блузках то и дело слетали с нитей прямо перед его носом. В стенах школы на него началась настоящая охота, словно Джеймс был самым желанным призом. Он хоть и купался в их внимании, но все равно изнывал от желания спросить у Сириуса посмотрела ли Лили на него сегодня. Перед поездом не пытался как обычно поцеловать её в щеку или обнять, а просто прошёл мимо. И целое лето не писал писем, хотя руки сводило от желания начать коряво выводить «дорогая Эванс». Хорошо, письма он писал, буквально пара строк, а затем лист отправлялся в мусор, не узнав продолжения истории. Вот и сегодня он пытался написать письмо в пустоту. Бесконечно прогонял в памяти тот момент, когда его обветренный и искусанный рот коснулся её нежных и мягких губ; как его рука нерешительно замерла возле её лица, и как смущенно Лили Эванс отвела взгляд. Он так никому и не рассказал о том поцелуе [д а ж е  С и р и у с у !], хотя Лили наверняка думала, что все будет иначе и к утру весь Хогвартс узнает о таком событии, но Джеймс был твёрдо уверен, что тот момент принадлежал только им двоим.
[indent] Дверь в комнату распахивается, взъерошенный Сириус хватает его за шею и заглядывает через плечо. Второе лето подряд этот парень, похожий на маленького счастливого щенка, живет в доме Поттеров и доставляет почти столько же неприятностей, как если бы у Джеймса внезапно появился назойливый младший брат. Сириус засовывает свой любопытный нос везде, где может дотянуться и не даёт Поттеру вспомнить что же такое личное пространство.
[indent] — Снова в писари заделался, Сохатый? Да не ответит твоя Эванс, забей на неё. Мама ждет нас на ужин.
[indent] Секунду он колеблется, но в итоге все же отбрасывает перо в сторону. Блэк издаёт победный вопль, зажимает шею друга рукой и ерошит волосы. Запах машинного масла забивает нос. Они смеются, наполняя дом Поттеров жизнью, а письмо для несравненной Лили Эванс так и остается недописанным лежать на столе.
[indent] Джеймс и Сириус несутся по вокзалу Кингс-Кросс, толкая перед собой огромные тележки, загруженные чемоданами. Колёса непозволительно громко стучат по перрону, азбукой морзе выбивая похоронный марш в их черепах. Отражение собственной головной боли Джеймс видит в лице Сириуса, который морщится буквально от всего: будь то солнечный свет, дребезжание колёс или крик ребёнка где-то вдали. Если бы похмелье могло оправдать убийство, Блэк бы проехался по каждому орущему младенцу с особым усердием. Один за одним они проходят сквозь стену и сияющий красный бок Хогвартс-Экспресса на секунду ослепляет. Вдыхая полной грудью аромат поезда, Джеймс с острой тоской в сердце понимает, что это все происходит в последний раз. Не будет болтовни на перроне с выросшими за лето однокурсниками, не будет прощаний с родителями, алый поезд будет возить других детей и кто-то вытянет ноги на сиденье, на котором он когда-то сидел. Через три минуты поезд в последний раз повезёт его в школу.
[indent] Дорея Поттер поправляет сверкающий значок старосты на его свитере и пытается пригладить волосы. Её маленький принц с вечным беспорядком на голове и рубашкой на выпуск; каждая деталь в нем кричит о нарочитой неопрятности, заметной, даже когда Джеймс стоит среди столь разношерстной толпы студентов, прощающихся с родными. Она с гордостью улыбается, а затем по-очереди целует их с Сириусом в щеки. Дорея приняла Блэка в свою семью и любила мальчика почти наравне с собственным сыном. За это лето она как следует откормила обоих, так что теперь они были гораздо больше похожи на мужчин, чем на долговязых подростков.
[indent] — Мы бы хотели получать гораздо меньше писем от МакГонагал, мальчики, — Джеймс и Сириус не сговариваясь и не переглядываясь синхронно кивают, чем заслуживают обреченный вздох Дореи. На последний год у них самые грандиозные планы и никакие письма и отработки не заставят от них отказаться. Поезд издает гудок и их головы едва не разрывает. Последнюю летнюю ночь они потратили на то, что пьяные бегали по Годриковой Впадине в форме оленя и собаки, изучая близлежащие леса. Утром проспали, и в последнюю минуту собирали чемоданы, хотя обещали миссис Поттер сделать все это ещё три дня назад.
[indent] Пока мама зачитывает стандартные наставления вроде шарфов, еды и обязательных писем от каждого из них как минимум раз в неделю, Джеймс неосознанно вытягивает шею, ища в толпе копну рыжих волос и одновременно с этим снимая с груди значок. «Староста школы» звучит для Джеймса Поттера как позорное клеймо; затягивающийся на шее поводок, который он держит в своей же руке. Конечно, Лили Эванс в прошлом, но ему просто интересно увидеть как она изменилась за лето. Но на перроне есть кто угодно, но не семья Эвансов, что было весьма странно, обычно они до последних секунд обнимались у вагона, а затем долго махали вслед дочери. Сердце Поттера сжимается от страха. Каждый день он проверял газеты, страшась увидеть любимое имя в списке погибших. Наверное, она просто уже вошла в поезд, ведь Эванс никогда не опаздывает. А семья ушла раньше из-за того, что миссис Эванс подвернула ногу и не могла так долго стоять на неровной тротуарной плитке. Логичные [и не очень] оправдания рождались и умирали в его голове, пока Сириус не подтолкнул Джеймса к вагону.
[indent] Последний гудок разрезает воздух и Джеймс с Сириусом вскакивают на подножку, отправляя Дорее воздушные поцелуи и неуместные комплименты; она смеётся, качая головой и смахивает слезу. Её мальчики выросли.
[indent] Джеймс идет следом за Сириусом, глазея по сторонам и прислушиваясь к разговорам. В каждую приоткрытую дверь он заглядывает с осторожным любопытством, быстро пробегаясь глазами по знакомым лицам. Кому-то равнодушно кивает, кому-то машет, бросаясь пустыми фразами, с кем-то перекидывается шуткой. Джеймс задумчиво пытается отгрызть обветренную кожу с верхней губы, когда среди общего гула голосов слышит именно то, что должен услышать.
[indent] — Да, у этой рыжей грязнокровки сиськи за лето выросли что надо. Мне Генри говорил, что она с удовольствием даст их потискать за пару сиклей. Поттер мог бы давно заплатить и не бегать за ней как собачонка, у него же денег дохера.
[indent] Поттер и Блэк останавливаются одновременно, замерев как животные, услышавшие подозрительный шорох, их глаза встречаются, но Сириус так и не успевает схватит друга за ворот. Джеймс не хочет разбираться кто, зачем и в каком контексте говорит, он хочет, чтобы это прекратилось. Рывком открывает дверь шире, ядовито улыбается и, позабыв про палочку, бьет говорившего парнишку по лицу старым-добрым магловским способом. Блэк замирает в дверях, готовый броситься в драку следом если только кто шевельнёт пальцем в сторону Джеймса.
[indent] — Если я ещё раз услышу из твоего поганого рта хоть слово о ней, даже всех моих денег не хватит для твоего лечения. — Разы, когда Джеймс Поттер кичился деньгами, можно пересчитать по пальцам одной руки, но сейчас он не мог сдержаться. Хотелось уничтожать и унижать неугодных. Если их волнует состояние его банковского счёта, ну что ж, пусть будет так. Из глаз провинившегося любовника летят искры, но он молча кивает, прикрывая рукой окровавленный нос. Джеймс подмигивает ему и идёт к выходу, но в дверях останавливается, будто забыл что-то сказать. Приоткрытый рот принимает форму презрительной усмешки. Заклинание вправляет нос небрежно и болезненно, парнишка тихо воет, а Джеймс зло смеётся. Никто и никогда не смеет оскорблять Лили Эванс в его присутствии.
[indent] — Нет, ну ты слышал? Кто-то трогал её. А эти малолетки наверняка дрочили не раз, представляя её, — рука, держащая сигарету, мелко дрожит. Они стоят в тамбуре, переводя дух и прячась от тех, кто мог бы сдать их старостам. Джеймс смотрит на бледное лицо своего друга, и после того, как тот прикрывает болезненно глаза, будто сам свет резал своей резкостью глазные яблоки, подобно острым краям белой бумаги по пальцам, начинает измерять шагами тесное пространство. Раз-два-три-поворот. И так по кругу, и так до исступления. Сириус задумчиво опирается на дверь, пуская к потолку кольца сигаретного дыма и ожидая, когда ярость Джеймса пройдет. Блэк всегда был идеальным слушателем. Его все ещё трясёт от злости и ревности; кажется, он даже немного злится на Эванс, что даёт себя трогать другим. Ведь они не любят её так, как любит он. Неужели она не видит этого? Джеймс шлепает себя рукой по лбу, вспомнив, что теперь является не только защитником чести Лили Эванс, но и старостой школы. Теперь он здесь главная рука закона. И эта самая рука сейчас серьезно опаздывала на встречу с МакГонагалл. Блэк недовольно морщится, понимая, что ближайшие сорок минут он проведёт в одиночестве с Питером, который тоже не особо будет доволен сложившейся ситуацией. Они пожимают друг другу руки и расходятся в разные стороны. Джеймс на ходу докуривает вторую сигарету, пытаясь хоть немного успокоиться.
[indent] Джеймс подбегает к купе и запинается о коврик, залетая в открытую дверь. Выдыхает остатки дыма от сигареты, только что докуренной на бегу и брошенной где то на полпути, и выпрямляется. Ну конечно, кто же ещё мог сидеть на этом месте. Огонь её волос резко вспыхивает, освещает всё вокруг и он снова видит яркие краски. В её рыжих волосах, в её ярко-зеленых глазах, в ней самой. Поттер стоит с идеально прямой спиной, с извиняющейся улыбкой на губах, а лес внутри превращается в чёрные угли, цветом темнее, чем душа Темного Лорда.  Он выгорает дотла.
[indent] Снова.
[indent] Чтобы взять себя в руки ему нужно порядка трёх секунд. Поттер смотрит на Эванс всего миг, но сердце наполняется теплотой, а взгляд холодом. Злость на неё все ещё живёт где-то внутри, тоска вонзается в сердце острым крюком.

[indent] — Профессор, — Джеймс галантно склоняет перед МакГонагалл голову, — За лето вы стали ещё прекрасней, пусть я и думал, что это невозможно. — Губы преподавателя сжимаются, но уголки все равно ползут вверх. Как бы она не пыталась скрыть это, Поттер нашёл лазейку и к её сердцу; находил каждый раз, занимая своё место непослушного ребёнка который тебя вроде бы и раздражает, но не любить его не можешь.
[indent] — Рада что вы не забыли о нас, мистер Поттер, но где же ваш значок? Мисс Эванс я уже все объяснила, так что до встречи в замке.
[indent] — О вас я забыть не смогу никогда, Профессор, — салютует значком, который вытащил из кармана. Макгонагалл снова улыбается и быстрым шагом покидает вагон. Они остаются одни и Джеймс чувствует неловкость. Наверное, впервые за все годы их обучения, он молчит. Самая великая зазнайка, вместе с которой ему целый год придется по ночам гулять по школе и проводить кучу собраний, молча смотрит на него. Джеймс не знает, нужно ли радоваться. Все его золотые мечты о том, как он будет дерзко игнорировать Лили Эванс целый год, рассыпались прахом. Он не сможет, попросту не выдержит и прыгнет головой вниз с Астрономической башни. Старик Дамблдор сошёл с ума и решил поиздеваться над ним. Джеймс ощущает себя полевым цветком, зажатым меж страницами забытой книги; ненужный и сухой.
[indent] — Привет, Эванс. — Зелень её глаз пронзительна на фоне серости мира. Лили смотрит на него и Джеймс терзается, не в силах разгадать выражение её прекрасного лица. Ситуация становилась нестандартной. Джеймс не умел молчать, он умел много говорить; был тем человеком, который всегда использует десять слов там, где можно было спокойно обойтись двумя. Особенно когда Лили была такой красивой и он так соскучился за это длинное лето. Обычно Поттер вываливал все новости в первые же минуты, но сейчас не мог подобрать слов. Кожа все еще жила её касанием, голова полнилась вопросами. Вот чего Джеймс хотел: чтобы от вида Лили Эванс по его телу не бегали мурашки. И что он получил? Его руки мелко дрожали, дыхание сбилось, а голова превратилась в воздушный шар. Он был пуст внутри и звенел от напряжения; одно неверное движение — и голова Джеймса Поттера разлетится. Он шумно опустился на место напротив девушки, потирая виски. Голова трещала, он уже успел устать и был сбит с толку всем происходящим. С их посадки прошло минут десять, но события завертелись в бешеном ритме.
[indent] Вообще-то, он надеялся, что старостой будет кто-то другой. И в купе войдёт к той стройной когтевранке, которая всегда наивно хлопала ресницами когда он проходил мимо, а во время патрулирования школы отпускала мародеров восвояси после лёгкого поцелуя руки. Но он получил то, что получил. Ему хочется узнать как прошло её лето, в каком месте мира солнце подарило ей такой бронзовый загар, сообщить, что ему нравится новая длина волос и что ей очень пойдёт фамилия «Поттер».
[indent] Погода за окном стремительно меняется. По небу будто парило лоскутное одеяло из густых серых туч, их стежки были настолько туго стянуты, что свет почти не просачивался. «Почти». Самый упорный солнечный луч прорвался к земле, стремясь дотронуться до янтарных волос Лили Эванс, отчего она сияла как богиня с небес. За эти годы он натренировался видеть тысячу оттенков в цвете её волос, знал какими они бывали в дождливые дни, как сияли золотом перед летними каникулами, как вспыхивали пожаром зимой. Джеймс опускает взгляд вниз, не желая снова нырять в эту пучину из боли и тысячи отказов, и непривычно неловкими пальцами пытается прикрепить значок, который выскакивает из руки и катится по полу. Когда он нагибается, сердитый вздох заполняет купе — головная боль взрывается в висках десятком фейерверков. Выпрямившись, он бросает значок на стол и снова опускается на свое место, ожидая пока Лили расскажет что к чему.
[indent] Джеймс строит Ремусу гримасы, от чего тот едва сдерживается чтоб не расхохотаться. Лили недовольна. Всё как всегда. Она хороша как картинка и брызжет недовольством, а Поттер тихо стоит у её плеча и давится смехом, изредка вставляя комментарии. Он видит на лицах студентов напряжение, некоторые напуганы начинающейся войной, другие взволнованы новой должностью, кто-то не знает, что ждать от нового школьного года. Сейчас им нужны не только строгие и конкретные наставления, но и капля понимания.
[indent] Когда старосты уходят, они снова остаются одни. Молчание и неловкость столь густые, что в них можно утонуть. «Еще увидимся, Эванс», сухо бросает ей на прощание и гордой походкой удаляется в купе к друзьям.
[indent] — ВЫ.БЛЯТЬ.НЕ.ПОВЕРИТЕ, — задыхаясь кричит он, захлопывая за собой дверь. Улыбка Сириуса Блэка могла бы осветить целую галактику. — Это Эванс! Вторая староста, Пит. — поясняет он, закатывая глаза, когда замечает, что друг растерянно моргает, не понимая почему Блэк и Люпин так по идиотски ржут. Ремус протягивает открытую ладонь и Сириус тихо фыркает, бросая в неё пару галеонов.
[indent] — Вы снова поспорили на меня? — Джеймс всегда подозревал, что Сириус ввязывается в идиотские споры [в которых всегда проигрывает] лишь для того, чтобы законно подкинуть Люпину денег, но никто из них никогда бы не признался в этом. Серьезные лица замирают на секунду, а затем все начинают смеяться.
[indent] Поезд резко дергается и останавливается. Со стола летят карты, рассыпаются конфеты и опрокидывается бутылка воды. Все непонимающе выглядывают в окна и коридоры. Мародеры приподнимаются со своих мест, желая первыми узнать что произошло. Хогвартс Экспресс никогда не останавливался раньше положенного. Раздается оглушительный взрыв, а спустя десять секунд слух возвращается к Джеймсу вместе с криком визгливой девки. Пожиратели Смерти явились по души учеников Хогварста. Джеймс выхватывает палочку одновременно с друзьями и видит на их лицах точное отражение своего; именно с такими звуками прощаются с детством. Даже Питер встаёт в позу, чуть погодя и мелко дрожа, но встаёт. Громкий взрыв — и перед ним уже не те мародеры что подрывают туалеты чтобы избежать контрольной, это мужчины, готовые умереть за своих друзей и знакомых. Джеймс готов умереть за любого из учеников Хогвартса, но он хотел бы жить ради Лили Эванс.  Лили Эванс, которая много раз называла его эгоистичной свиньей. Лили Эванс, топчущей его сердце год за годом; Лили Эванс, радостно поджимающей губы когда он наконец [н а м е р е н н о] ошибается во время их соревнования на трансфигурации. Той Лили, что радостно кричит, когда он ловит снитч. Той, ради которой он не задумываясь прыгнет под зелёный луч. Легко сказать: «я умру за тебя», у каждого есть список людей, за которых можно погибнуть. Аваду за них, аваду за вас, аваду за каждого в этом поезде. И Джеймс бы спас их, ценой своей жизни, ещё, ещё и ещё раз.
[indent] — Лили, — на выдохе произносит он, удивившись, что никогда не произносил её имя вот так просто. Всегда "Эванс" и изредко "Лили Эванс", но никогда отдельно. Друзья смотрят на него и с пониманием кивают. Лили была маглорожденной, а сюда пришли за такими, как она. Наступившая глухая тишина медленно превращалась в противный звон, а мысли медленно рыли могилу. Мир затих в ожидании войны.